Говорил этот малыш, словно читал.
На меня ни разу не глянул. А я ему верил, каждому слову. Было в тех словах совсем не детское убеждение, правда, понимание всех возможных жизненных коллизий.
- Откуда ты такой умный? - попробовал я спрятаться за иронической ухмылкой.
- Я из двести тринадцатой школы, - охотно ответил он. - И совсем я не умный. У меня вот двойка по алгебре намечается в четверти.
- Вот и посидел бы лишний час над алгеброй, чем здесь языком ляпать, людей пугать.
- Двойка всё равно будет. Это я точно знаю. Сиди не сиди.
- И всё ты вот знаешь, - я снова решил как-то вывести из себя этого вещуна.
- Знаю. И про двойку. И про вас всё знаю. Сам не ведаю откуда берётся. Ну скажите, для чего мне ваше будущее и ещё такое никудышнее?
Он впервые взглянул на меня. Глаза малыша были по детски чисты, пытливы, широко открыты. Только где-то в самой глубине затаилась печаль. А может и не печаль - искреннее удивление.
Что я мог ему ответить? Действительно, такое моё будущее не только ему, но и мне к чёрту не нужно.
- А что ты ещё умеешь? - Решил я выяснить на всякий случай, поскольку кто его знает современных детей - сидит такое мелкое и невзрачное, а на него акселерация давит, подганяет неизвестно куда и для чего.
- Раньше ещё и летать немного умел. Мать запретила, после того как я разбил её любимую вазу. Неудачно приземлился. Ещё машины мог останавливать - моторы им на ходу выключал. Один шофёр всё-таки догадался. Пообещал отцу пожаловаться. Отец у меня серьёзный, шуток не любит. А вот с отгадыванием будущего ничего не получается. Пытаюсь помалкивать. В школе меня Молчуном прозвали. Толку с моего молчания, если я всё равно всё про всех знаю. Я и подумал - давай кому-нибудь его будущее расскажу.Ну такое, чтобы никого не устраивало. Как у вас. Вы кричать начнёте, ругаться, пообещаете директору школы пожаловаться. Может после этого все неприятности и закончатся, как с машинами и полётами. Долго пришлось человека с плохим будущим искать, пока вас не встретил.
- Ну и что теперь будет? - поинтересовался я дальнейшими событиями.
- Ничего не будет, - грустно ответил малыш. - Вы меня послушаете, найдёте жену поумнее. И всё в вашей жизни пойдёт по другому. Детей не трое, а четверо. Один даже доктором математических наук станет. Младший станет центральным нападающим в сборной и забьёт решающий гол на чемпионате мира в тысяча девятьсот девяносто четвёртом году. Так чего же вам жаловаться директору?
- Действительно, с какой стати мне делать гадости такому симпатичному малышу, - согласился я, почувствовав чистую правду в словах маленького вещуна.
- Вот видите! А мне что делать? Может всё-таки пошли бы пожаловаться? Неужели так трудно? - со слезами просил малыш.
- Извини, друг, - сказал я, покидая скамейку. Мне сегодня ещё надо успеть утрясти дела с Наташей и поискать ту, что поумнее. Не подскажешь её имя?
Он отрицательно мотнул головой, тоже поднялся. Глотая слёзы пошёл к выходу из парка, взвалив себе на маленькие плечи тяжёлый груз чужого будущего. Пожалел я его. Действительно, что за жизнь у парня среди чужих биографий. Словно в отделе кадров..
-Не грусти, малыш, - крикнул я вслед. - Это пройдёт! Обязательно пройдёт! Я в детстве тоже летать пробовал и чужим будущим интересовался. Это такая, наверное, детская болезнь. Как корь или коклюш... Плюнь ты на чужое будущее, берись за алгебру.
Малыш обернулся, грустно посмотрел и тихим, тонким от сдерживаемых слёз голосом, сказал:
- Её зовут Лидой. Запомните, дядя.
(с) О. Мірошніченко "Малюк за чужим майбутнім".
Journal information